Многие годы мы ждём, когда найдётся фирма, которая сделает первую стресс-систему с расширенным интерфейсом для введения формул анализа ЭКГ. Автор давно готов её консультировать, но её всё нет. Появления стресс-системы 2-го поколения - с расширенным интерфейсом, давно ожидалось многими кардиологами, как революция не только в диагностике заболеваний сердца, но и как наиболее реальная возможность продления жизни. История создания ЦК будет любопытна всем, кто желает знать, как зарождаются такие идеи, но особенно как они реализуются. Но она интересна ещё и тем, как рождается и умирает в России идеи нового, если они не самолёт или танк. Особенно в медицине...
В ленинградской академии у меня была репутация вольнодумца, поскольку я жил в Сибири и к началу занятий не редко опаздывал. И даже перед ординатурой я всё ещё никак не мог понять, чем именно я хочу заниматься в медицине. Больше всего мне хотелось решать сложные медицинские проблемы - не важно какие, лишь бы они были сложными. Я считал, что результаты научных работ уже достигли такой плотности, что любая медицинская проблема может быть решена в научной библиотеке. Но я точно знал, чем я не буду заниматься никогда в жизни - ЭКГ была единственной вещью, вызывавшей у меня отвращение. Надо было быть полным идиотом, чтобы потратить жизнь на изучение груды кривых, чтобы потом встретить непонятную. Но и в престижной академии не было ничего кроме нудной школярской зубрёжки, которую я разбавлял чтением "Кибернетики" Винера, "Языками мозга" Прибрама, "Двойной спиралью" Уотсона и прочим подобным чтивом. Для светской жизни в Питере я записался в школу танцев, Английский Клуб, брал уроки игры на фортепиано, посещая в Эрмитаже лекции для искусствоведов, а в университете - по математике. Новый костюм, по совету кузена, я заказал в ателье на Апраксином Дворе, где шили для дипломатов, за обувью ездил в Таллин, а за пуловерами и сорочками в Вильнюс и Ригу. Мои драгоценные родители баловали своего позднего ребёнка сверх всякой меры, оплачивая все мои поездки, заказы, траты и приобретения и я благодарно пил их кровь, ни в чём себе не отказывая в своих путешествиях по Крыму, Кавказу, Прибалтике и Украине. Вырвавшись из диковатой сибирской глубинки в великолепный Петербург, я только ещё начинал жить и, как мог, вовсю наслаждался шикарными питерскими галереями, великолепной едой, солидными знакомствами и самой, этой, такой новой своей жизнью в прекрасном городе. На зимние каникулы мы уезжали с приятелями кататься на лыжах в Карпаты, а в мае я всегда улетал на две недели в Крым. Летом возвращался в Сибирь или ехал на Байкал порыбачить и отдохнуть. Через два года круглосуточной зубрёжки, сдав анатомию, я пошёл работать, хотя и получал стипендию, а мои святые родители продолжали присылать своему дитяти каждый месяц три зарплаты врача. Но денег мне всё равно не хватало. Сначала я, как Виктор Цой, возил тачки с углём в кочегарке, потом стал работать фельдшером на "Скорой", а потом уже и врачём. Семь лет в шикарном Питере пролетели, как один день и настало время сказать милому городу "Прощай!". Я прожил в нём семь лет, но знаю в нём почти каждый квартал, дом и камень и десятки мест, где можно отлично перекусить в любое время суток. А в Москве я живу уже больше тридцати лет, бывал тут почти во всех посольствах и ресторанах, а спроси меня, где поесть, вспомню только жюльен в "Праге", да чебуреки в "вечной" чебуречной на Мясницкой. Это, наверное, потому, что в Ленинграде я жил в общежитии и изучал этот город ногами, а в Москве имел перед глазами круглые сутки Васильевский спуск с Кремлём из окон люкса, да проспект Кутузова и Рублёвку из окон служебных машин...
Ординатуру по дерматологии я выбрал потому, что в ней не было ни одной понятной болезни, кроме лобковой вши, лечившейся серой ртутной мазью, именуемой в народе "полетанью". Провожавший меня приятель бодро напутствовал: "Реши, хоть ты, наконец, этот псориаз!" и эти его слова, похоже, и застряли в моих ушах. Меня распределили в село, но ординатура проходила в диспансере Орла, где оказался редкий атлас-определитель всех болезней кожи. Итак, напутствие приятеля застряло у меня в ушах. Поэтому, сняв номер в гостинице, я взял чемодан, такси и поехал в местную научную библиотеку, которая оказалась вполне приличной и куда я так и ездил весь год на такси с чемоданом, в котором скопились сотни библиотечных формуляров. Но чем дольше я читал, тем большее недоумение обладало мною - за семь лет, все 66 кафедр престижной академии, не дали мне ничего из того, с чем я мог подойти к больным, но с чем сразу столкнулся в реальности. Вспомнился наш декан, патфизиолог Петрищев, постоянно протестующий против меня за границей: "Иванов убежит в капстрану в тот же день!" - не унимался он.
Ему бы заняться своей патфизиологией, которая детально описывала только острое воспаление, не упоминая как оно переходит в хроническое. Что такое "деафферентация" и какие процессы возникают в ткани, где это случается. Что стресс может быть активным и пассивным, что зависит не от пола, а от дроби адреналин/норадреналин. Если она меньше 1, то реакция человека будет бурной, еслм больше - он заплачет. Всё это присутствовало в развитии псориаза, в основе которого лежал хронический стресс. Нервная система доступна для всех видов информации дискретно - получает её порцию, она закрывает вход для этого вида чувствительности, анализирует её и принимает (или не принимает) какое-то действие -речевое или двигательное, после чего вновь открывает вход для этого вида информации. На весь этот акт уходят миллисекунды, так что в обычной жизни мы этого не замечаем. При стрессе же, который прекращается только под действием определённого вида стероидов, которые работают по типу положительной обратной связи - только их присутствие прекращает стресс. Если же, при стрессе, возникает недостаток какого-либо стероида, то такой "дефективный" стресс становится хроническим. Но сама нервная система понимает это состояние тпк, что информация в нервную систему продолжает поступать. Что приводит к тому, что промежуточные нейроны спинного мозга, которые закрывают вход информации с чувствительных нейронов, получают команду усилить торможение чувствительных нейронов настолько, что те теряют свой тонус и перестают регулировать синтез кератогиалина (цемента, скрепляющего 7 слоёв эпителия в единую кожу), который идёт в базальном слое клеток кожи. В этих местах 6 верхних слоёв кожи начинают легко отшелушиваться, являя розовый базальный слой эпителия. Так возникает псориатическая бляшка. Так начинается псориаз. Оставалось найти какого именно стероида здесь не хватает и почему именно. Но для этого уже нужна была такая лаборатория по стероидам, которой в СССР не было. После ординатуры я поехал отдыхать в Одесу и в лавке на Дерибасовской нашёл книпжку "Обмен стероидов". Теперь я знал среди каких стероидов надо искать слабость фермента...
По возвращению в Сибирь я начал обход кафедр местной академии - быть в СССР учёным без научного руководителя означало записаться в городские сумасшедшие - что бы ты не сделал, это будет никому не нужно. Надо было рещать с кем продолжить эту работу дальше и я разбил её на три самостоятельных части: патологию кожи - для дерматолога, патологию нервной системы - для невролога и патоллогию стероидов - дл биохимика. Перед последней дисциплиной я всегда испытывал пиетет - по структуре фермента печени было ясно как тормозит его вирус и как его надо активировать. Почему такой случай мне скоро и представился...
Заведующим кафедрой кожных болезней красноярской медакадемии был тогда профессор Фёдор Колпаков. У меня были с ним общие знакомые и я мог бы запросто придти к нему и на чай, но мне представлялось это не совсем удобным. Прочтя мою писанину, он пришёл в восторг сказав, что это готовая диссертация и что он с удовольствием возьмёт меня в ординатуру и в аспирантуру. Однако, меня предупредили, что на его кафедре идёт война (довольно распространённая во всех научных учреждениях СССР), меж русскими и евреями и атмосфера там довольно тяжёлая. Но главное, чем не подходила мне жта кафедра, так это тем, что была на другом краю города. После чего я отправился к заведующему кафедрой неврологии Славе Рулневу, которого тоже знал по рассказам общих друзей, соседей и младшей сестры-кардиолога, учившейся с ним до своего перевода в Питер в ту самую академию, которую позже кончил я и ещё человек 7-8 из нашего рода. Он был известный пижон, фланирующий каждый вечер по местному Бродвею с новой юбкой. Он сам шил себе все брюки и сорочки. Слава высказался в том смысле, что неплохо бы мне познакомиться с трудами его кафедры, для чего мне нужно стать неврологом. Пока знакомые и родные искали мне место невролога в местных больницах, я поступил в местный университет на математический факультет и успел закончить 1-ый курс. Я учился бы в нём и дальше, но мне не зачли там "Историю партии" и "Физкультуру", которые я уже сдал на "отлично" в Ленинграде. И это, не смотря на то, что я играл за этот университет на соревнованиях в теннис! Но тут нашлось место невролога и я вернулся в клинику...
Но на новом месте работы (после прохождения специализации по неврологии), мне стали надоедать кардиологи, которые отказывались смотреть больного с жалобами на боли в сердце, если его не смотрел я - они панически боялись больных с диэнцефальными синдромами. Этих больных преследует страх смерти, хотя их жизни ни что не угрожает. Лечится он не просто, но все больные успешно выздоравливают. От них-то я и узнал, что по ЭКГ можно определить только нарушения ритма и ничего больше. Меня это поразило. У них, действительно, пол-жизни уходило на то, чтобы сначала научиться читать эту ЭКГ, а потом уже и узнать об абсолютной бесполезности этой штуки в 90% случаев. Я вспомнил с какой надеждой больные всегда взирали на врача изучающего ЭКГ. Им было невдомёк,что в руках тот держит вещь почти бесполезную. Со стороны врача это было чистое комедиантство. И рали чего? Мысль о бесполезности ЭКГ поразила меня и я стал думать, что можно было бы тут сделать. Тем более, что с кафедрой неврологии рабочего контакта у меня не получалось - во-первых, Слава среди своих девок вёл себя, как петух в курятнике, а во-вторых, его интересовало личное время в двигательных актах. Тема очень сложная и методика её ещё не отработана. Личное время у каждого человека течёт с разной скоростью. "Центр времени" находится в продолговатом мозгу. Когда его удаляли у тараканов (вместе с башкой), то у них всегда развивался рак. Так, что не исключено, что и у человека одной из причин рака может быть десинхроноз - часть клеток в каком-нибудь органе его организма, вдруг выпадает из единого времени. В неврологии эта большая и сложная тема представилась сначала несколько искусственной, но позже я увидел в ней смыл. Так или иначе, интеллектуально я оставался свободен, но тут произошла одна любопытная история.
В один прекрасный день, главный врач объявил мне, что неврологическое отделение, которым я уже заведовал, на лето перепрофилировали в инфекционное - в СССР это случалось не редко. Оглушённый новостью, я поинтересовался у него временем на подготовку, в результате чего возник следующий диалог:
- У тебя в меде инфекционные болезни были? - поинтересовался он.
- Да...
- Ну,тогда тебе и ночи хватит - вспомни,как к экзаменам готовились.Твоя залача не пропустить дизентерию и брюшной тиф!
И с утра на нас пошли потоком пищевые отравления и токсикоинфекции.За сутки "скорая помощь" укомплектовало наше отделение полностью. Я боялся лишь одного - как бы не пропустить брюшной тиф, помня какой скандал был у соседей однажды. Тут-то мне и попались две стёртых формы хронического гепатита - тут они проходили, как "сопутствующие". И мне вспомнился случай, как сразу по приезду, меж посещениями кафедр и поисками работы, я устроился участковым врачём в поликлинику рядом. Участок мне достался шикарный - сплошь с домами в два этажа, что строили после войны пленные немцы. Но однажды главный вызвал меня к себе:
- У хирурга умирающий от цирроза печени. Жить ему осталось два дня. Его из больницы выписали, чтобы он дома умер. Глянь его для проформы - нужна запись в карте от терапевта.
Я всегда считал,что врача характеризует биохимическое мышление - если он не понимает биохимии болезни, с нею ему не справиться. Сама структура фермента может подсказать как он будет инактивирован и чем его активировать. Ферменты печени, например, можно было легко активировать тем, что есть 100 лет в каждой аптеке. Больной оказался измождённым мужчиной 40 лет с гигантским животом и жёлтой кожей. Я посоветовал его матери, (которую уже предупредили,что он умирает) вызвать хирурга со "скорой", чтобы он трокаром проколол бы ему живот и выпустил весь асцит, выписал инъекции сирепара в двойной дозе и рассказал, как давать "восстановитель ферментов". После того, как из него вышло 20 литров воды, он сутки материл меня из-за прыжка электролитного баланса, а через 2 дня у него началась рвота желчью - это заработала его печень - из желчных путей вылетели желчные пробки. Лет через 5-6 лет мы встретились с его матерью в какой-то больнице и она рассказала, что сын до сих пор жив, нормально себя чувствует и занялся фотографией. Вот что может сделать "восстановитель ферментов" - этого человека уж точно спас он - с Того Света, можно сказать, вернул! Мой московский сосед, Толя Кашпировский, когда мы с женой были у него в гостях, рассказал, что он вывез из сарая на Украине 5 "КАМАЗОВ" благодарственных писем. То есть, 40 тонн! Зная, что благодарит лишь 1 из 10, получаем 400 тонн. Пусть каждое письмо весит 50 грамм. Получается, что он помог ... 8 миллионам больных людей. Величайший из всех врачей за всю историю человечества! У меня, конечно тоже были свои благодарственные письма, но это капля в море, по сравнению с толиными. Но одно - из Гали - я повешу в рамке: "Доктор! Скажите,чем вы мазали мне поясницу 7 лет назад? Теперь у моего родственника такая же история".
Но, если "восстановитель" столь радикально помог при циррозе печени, то хронический гепатитом он должен вылечить в течение 2-3 недель. И точно - любые формы гепатитов "восстановитель" щёлкал, как орешки - билирубин и биохимия приходили в норму в течение недели, а на вторую печень была на УЗИ, как новая. И я задумал продать это средство государству по цене экономического эффекта - такие случаи, каке я знал, уже были - и стал собирать материал о его эффективности - я постоянно вкалывал на 2-3 ставки и не много деньжат были бы не лишними.
Однако, при излечения 10 миллионов больных получалась сумма, которой не только в Минздраве, а и во всём СССР не было. Несколько обнадёжил меня министр Эдуард Нечаев, который часто обращался ко мне за помощью, пока я работал в Думе, но Ельцин за это сослал его куда-то послом и он исчез. В 2021 году я вспомнил про "восстановитель" и снова предложил Минздраву испытать его эффективность. И уже в мае 2022-го получил ответ на 4 страницах, почему Минздрав не будет этого делать. Тогда я обратился к вице-премьеру Голиковой, курирующей здоровье нации, что в стране 10 миллионов больных гепатитом, в то время как существует эффективное средство излечения. Через месяц Минздрав известил меня, что он ждёт материал клинической экспертизы "восстановителя". Бюрократия России убила 30 лет, чтобы вернутся на своё прежнее место. И всё это время миллионы людей мучались в ней от излечимой болезни...
Всё это время я просматривал почти все статьи по математическому анализу ЭКГ, абсолютно бесполезные потому, что в них была идея математическая, но не было клинической – все они крутили-вертели аналоговый цикл ЭКГ. В то время я раздумывал ещё и над электронной историей болезни, а там было нужно, чтобы каждую систему организма представлял один знак, формула или кривая - чтобы состояние этой системы было ясно по одному на него взгляду. Дыхательную у меня представляли ДЖЕЛ и Индекс Тиффно в % возрастной нормы. Представлять же сердце кривой за 10 минут до смерти, утверждающей, что «всё в норме», было невозможно. Выяснилось, что у сердца вообще нет ни одного реального показателя состояния, кроме патологоанатомического акта. Даже врачу тут было ясно, что пока ЭКГ измеряется линейками, внятного заключения о реальном состоянии этой системы не будет. И, поскольку стресс-систем с оцифрованным сигналом тогда ещё не было и я стал искать учреждение с солидным вычислительным центром, параллельно готовя поход на кафедру биохимии. перед которой я преклонялся...
Заведующий кафедрой биохимии был тогда В.И.Кулинский, очень известный уже тогда своими работами, будущий академик, "профессор Сороса" и член New York Academy of Sciences. Это был высокий, солидный представительный мужчина, который задал мне всего один вопрос :
- Есть ли у меня пламенный фотометр?
Разумеется, он у меня был. Он стоял в 3 метрах от дверей моего отделения - в биохимической лаборатории. После чего последовал список литературы. Но мои планы были разрушены уже на следующий день - больница закрывалась на капитальный ремонт на 3 года! Для меня это была трагедия - к тому времени я уже прогнул малость эту больницу под себя и мне в ней было очень уютно. я приезжал на работу не к 8-ми часам ,а к 9 -и, а то и к 10-и, пил кофе,делал обход, диктовал на диктофон для машинистки дневники и статусы, которые она потом распечатывала и если не было пункций, поддуваний закиси азота, блокад и консультаций, был свободен.. Я обедал и уезжал в больницу поблизости, где описывал сложные нейро-рентгенологические снимки, специализацию по которым я получил "на рабочем месте" (как потом и по УЗИ), потом заезжал в профилакторий, где у меня был свой кабинет для иглотерапии, делал процедуры и ехал в госпиталь МВД, где у меня был десяток коек и я консультировал там больных. Если добавить, что при этом я ещё и читал курс лекция в педагогической академии и брал все воскресные дежурства в своей больнице, то картина будет полной. Я честно вкалывал на 4.5 ставки и думал, где найти ещё 1/2 для рекорда. И тут такой облом...
К тому времени я уже понял, что ограниченность информации от анализа ЭКГ прроисходит от того, что кардиологи всегда интнрпретируют лишь изменения комплекса ЭКГ, но никогда не пробуют ивлечь из него то,что им нужно самим. Надо попробовать извлекать из ЭКГ главное, что интересует каждого врача, а потом уже и вычленять все его составляющие. Что нас интересует в работе сердца? Потенциал миокарда и состояние коронарных сосудов. Всё остальное - мелким шрифтом. И это обязательно должно проверяться в динамике - при максимальном напряжении человека. То есть, та же велоэргометрия. Изменения должны касаться только самой стресс-системы она должна позволять вводить до обследования не только фамилию, пол, возраст идиагноз больного, но и формулы анализа ЭКГ, координаты и цвета графиков и таблиц. Вопрос был в том,что именно и как накдо анализировать в ЭКГ. Пока я знал лишь одно - теребить дальше аналоговую ЭКГ бесполезно. Тут надо брать абсолютную - уже оцифрованную ЭКГ, но что делать с ней дальше? Тут надо было много читать и думать, бросив всё - даже и жену, и сына. Я вспомнил свой успешный штурм псориаза и решил уехать на 2 года судовым врачём на торговое судно, которое бы ещё и ходило за границу. Что было тоже не просто - вся твоя жизнь и вся твоя родня перосеивались для этого в мелком сите. - Сначала всю мою родню должна была проверить КГБ. а потом меня ждал ешё и экзамен в райкоме партии. За предков-коммунистов я был спокоен, за родню - тем более - один дядька был музее на фото со Сталиным, другой Герой Труда. Подгадить мне тут мог только мой старший брат, у одного из друзей которого нашли целую кучу книг запрещённого Солженицина и теперь его возили мордой по столу в местном КГБ, пытаясь узнать, кто ему их дал. Я мог пересечься с ним у брата, что было сейчас не желательно. И я предупредил брата, что пока воздержусь от визитов к нему. До сих пор помню его презрительный взгляд
А пока надо было вновь куда-то устраиваться на работу, причём так, чтобы сразу уехать, когда власть даст "добро", а с Сахалина придёт вызов. Так я нашёл лучшую работу в мире. Я прошёл специализацию по рентгенологии (очень, кстати, нужной для невролога) и стал работать в приёмном покое громадной, 1000-коечной больницы, где были почти все кафедры медицинской академии.Это был незабываемый год, который - я бы очень хотел, чтобы он длился вечно Поработав и побывав в больницах ЦК и "кремлёвке", я считаю, что настоящим врач может стать только работая в таких больницах - где на него идёт поток свамых невероятных патологий, самых диких и невероятных травм, и где у него есть самое современное оборудование и поддержка кафедр академии. Меня уже дважды приглашали в эту больницу - сначала нейрохирургом, потом нейрофизиологом, но я пришёл туда рентгенологом приёмного покоя. И скажу,что большего врачебного счастья, как работа в приёмном покое этой гигантской больницы, в моей жизни уже не было. Особенно в субботние и воскресные дни, когда случались все пьяные разборки, поножовщины и драки и все их участники оказывались в нашем приёмном покое. Приехав вечером и плотно поужинав оставленным коллегами гуляшом, можно было отдыхать до утра, чтобы утром описать снимки и ехать домой. Я бы работал так каждый день всю жизнь, но график был через два дня на третий. Через год пришёл вызов с Сахалина и я улетел туда, где меня ждали судно и Япония..
Не прошло и два года, как я бросил моря и вернулся домой - я точно знал, что и как надо делать. В Академии Цветных Металлов был вычислительный центр, а его спортивному комплексу требовался врач. Там я установил кардиограф с компьютером и убедился, что ишемия миокарда прн нагрузках возникает у всех. Однако, вскоре академик Борис Граков, ректор Медицинской Академии предложил мне должность старшего научного сотрудника и лабораторию рялом с моим домом. Мы купили «КАМАК» и начали соединять полиграф с компьютерорм, но тут СССР посыпался и институт физики с которвм мы сотрудничали, упал на бок. Я пригласил к себе Жириновского и пообещал ему финансировать егс партию от Новосибирска до Сахалина, если он возьмёт мою реформу здравоохранения России. Которую я мог в 5 шагов превратил из паразитического скопища бюрократии в нормальную организацию для врачей. Но в Государственной Думе, куда я прошёл по списку под №3, шла война меж Министерством и Санэпиднадзором и минимстр Эдуард Нечаев буквально не отходил от меня, умоляя написать альтернативный закон.,чтобы врачи страны могли бы сохранить свою лабораторную базу. Я написал. И, хотя голосовать за мой закон просило правительство, комитет Думы по здоровью и часть фракций, не прошёл ни один,что всех устроило.
Поскольку на все мои прнизывы о стресс-системах с расширенным интерфесом ни дилеры, ни фирмы не отвечали, я стал искать вариант изготовления её в Москве. Из МВТУ, чей кардиограф я увидел на выставке,мне ответили,что это направление закрыто. Тогда, в под вале больницы у Донского монастыря я встретился с представителем группы, сделавшей "кардиометр" - довольно любопытного прибора, показывавшего цветом на рисунке сердц интенсивность коронарного кровотока. Сильный математический и программистский состав группы соседствовал со слаьым клиническим мышлением -да он показывает коронарный кровоток,но у него нет количествуенного его измерения. Поэтому в клинике его есть смысл использовать только до и после лечения,чтобы показать его эффективность. И обязательно с велоэргометром. Прибор очень нужный для медицинских комиссий, профосмотров и экспертиз. Большое будущее может быть у него, если совместить его с велотренажёром. Но клинике он не интересен. Парня, что представлял прибор, распирало от гордости и его обижала моя холодность. Наверное, ещё и поэтому на воперос сколько возьмёт их фирма за разработку АЦП, провозгласил:"Двадцать тысяч долларов!"
После Думы, в 1997 году я полетел в Киев оформить перевод сына из университета в Сибири в университет в Крыму. В министерстве мне встретился человек, с которым мы в конце 80-х, трое суток плавали по Днепру из Киева и обратно. На этом судне киевский институт кибернетики проводил конференцию по медицинской кибернетики. Он помнил моё выступление и поинтересовался судьбой прибора. Я доложил. Тогда он посоветовал мне набрать бригаду в Севастополе, где в то время были самые лучшие программисты на Украине. Я купил квартиру на берегу моря и привёз туда пллиграф и копьютеры. С 98 по 2003 у меня работало 3 бригады. Но всё было бесполезно - самые светлые головы в это время собирали виноград в Германии.
Тогда я пошёл другим путём. Стресс-системы "Шиллер",захватившие рынок России давно уже оцифровывали ЭКГ и я написал программку, которая, зная несколько параметров кардиоцикла, предсказывала на какой нагрузке у него возникнет ишемия миокарда. Я садился рядом с врачём, который проводил диагностику ИБС на "Шиллере" и просил его говорить мне 3 показателя ЭКГ при каждой нагрузке. Наступал момент, когда я предупреждал,что при следующейнагрузке возникнет ишемия миокарда.Он давал нагрузку и возникала ишемия миокарда. Врач был в шоке: он знал,что это невозможно, но это происходило.
Показав всё это в Крыму, я полетел в Красноярск. Начал я с госпиталя МВД, в котором когда-то совмещал и договорился с заведующим отделением краевой больницы Ганкиным, что завтра он будет проводить вело-тест со мной. Сначала он мне не поверил, полагая, что это была случайность, но мы провели этот тест несколько раз с разными людьми и везде моя программа предсказывала ишемию правильно. Он задумался и попросил приехать завтра. На другой день меня встречал Ганкин с заведующим кафедрой факультетской терапии. Это был чень известный кардиолог. Он меня не знал, но я знал его. Очевидно, это был научный руководитель Ганкина и он ему всё рассказал. Мы присели и помолчали. Зная научные нравы того времени, ноутбук с программой я оставил дома.
- Как вы это делаете? спросил он внимательно глядя на меня. Я понимаю, что это коммерческая тайна, но поймите - я 50 лет в профессии и знаю об ЭКГ всё. Всё, что можно было из неё извлечь, из неё уже давно вытащили. И, вдруг, появляетесь вы и показываете невероятные вещи. Не могли бы вы, хотя бы,намекнуть нам из какой области ваша работа? Это маркёр?!.
- Нет.
На этом наша беседа и закончилась. Не знаю какое впечатление произвела она на них, но на меня она произвела колоссальное - впервые за все годы моей работы с ЭКГ известный специалист по одному лишь эпизоду понял, что он столкнулся с чем-то революционным, не укладывающимся в обычные схемы. Я был невероятно благодарен Ганкину за эту беседу. Представленный сам себе, я почти превратился в автора "Над пропастью во ржи", пишущего работу лишь для самого себя. Иногда, правда, меня посещала мысль почему они не предложили мне деньги за мой секрет. К тому времени я уже сделал несколько докторских диссертаций за очень приличные деньги, давая красивую идею и методику, объясняя как и что надо делать. Люди шли ко мне ,зная, что я их не сдам и не выдам. ЦК я бы тоже продал за хорошие деньги. Очевидно, у них таких не было или это были другие люди...
Воодушевлённый их реакцией, я отправился в штаб местный кардиологический центр, блдаго его директора - академика Шульмана, я давно знал. Но тот встретил меня не ласково, напомнив, как на фуршете у ректора, в его личном баре, я не отреагировал на какую-то его просьбу. Сейчас он наслаждался возможностью не отреагировать и на мою. Пришлось напомнить ему, что я пришёл к нему не в гости, а проверить программу на ИБС на их драгоценном "Шиллере". Ему на глазах полегчало, что речь идёт. не о его консультации и он пригласил заведующего кафедрой функциональной диагностики профессора Г.В.Матюшина, попросив его и сделать всё, что я попрошу. Мы прошли в операционный зал, где на "Шиллере" уже шла диагностика, но он отстранил аспиранта и сел сам. Сначала он было начал валять дурака, подсовывая вместо реальных цифр фантазии, но после того, как я сказал, что вижу его враньё, прекратил. Он уже защитил докторскую и ушёл в "ритмологию". Больше в кардиологии его уже ничего не интересовало. Аспирантам это нужно было ещё меньше. Кончилось это тем. что я выпросил у них весь архив тестов на этом "Шиллере" в полторы сотни листов. Мы уже совсем готовы были расстаться, как он спросил, где это я выучился на кардиолога, а узнав, что я невролог, уговорил пройти специализацию по кардиологии. Так я стал ещё и кардиологом, На анализе их архива я выпустил книжку "Ранняя диагностика ИБС" тиражом в две сотни экземпляров, которую разослал знакомым кардиологам. Сын, правда, у себя в "сеченовке" показал её ещё и академику А.И.Недоступу, бывшему тогда главным кардиологом Москвы, но тот честно сказал, что ничего там не понял и спросил разрешения показать её своему учителю...
Появление стресс-систем с расширенным интерфейсом произвело бы значительное улучшение в диагностике и в лечении заболеваний сердца. Производить их фирмам не составило бы труда, но они этого, не делали. Почему? Не знали как? А спросить?! Это и есть истинная цена всей нашей "цивилизации" которая, имея условия для развития, не развивается. Да, ЦК - это проблема цивилизационная и без меня фирмы этот прибор сделать не смогут, даже и имея мою писанину - кардиологии не знают инженеры, а врачи не знают математики. Но сегодня мне уже 76 и я не хочу больше заниматься кардиологией - там всё мною уже сделано, а у меня есть задачки и поинтереснее. А вот вы - все остальные, если не сделаете этот прибор сейчас, то не сделаете его ещё лет 300. Во-первых, надо дождаться, когда появится специалист такого уровня. Во-вторых, когда он заинтересуются этой проблемой. В третьих, когда он сможет её решить. Что также ещё очень большой вопрос...
К России у меня претензий нет - она специализируется строго по ракетам, танкам и самолётам. Я предлагал Путину и Михастину организовать в РФ производство стресс-систем 2-го поколения,но они отказались, что понятно - тут и 1-го никогда не делали. Купят потом у других, когда они сделают ... А вот если США их не сделают, то не сделает уже ни кто. США обязаны сделать эту аппаратуру потому, что главная их сила - это вовсе не базы и авианосцы, а сумма передовых технологий и эффективная организация интеллектуального труда. Наконец, возрастной американский истэблишмент должен знать, что без стресс-системы 2-го поколения нельзя создать и тренажёры продляющие жизнь - возраст миокарда определяет только он. Тем более, что выпускать их в США будет первое время только одна фирма, а изучать их возможности будет тоже только одна клиника. Потом, возможно, появится фирма и клиника и в Великобритании, а потом уже и в Германии. И так далее. Освоение новой клинической аппаратуры должно идти по градиенту технологической оснащённости. Примерно так. А пока... Всем Успехов!